Это уже начинало тебе надоедать. Под «этим» ты вот уже как несколько часов подразумеваешь жару, громкую болтовню на соседних сидениях и, как итог, головную боль. С самого утра, сидя в этом душном автобусе, который направлялся в Накрейн на фестиваль, ты не разгибал спины вот уже четыре часа. И даже разговоры с дружелюбным соседом справа не спасали тебя от «расплющенного» состояния. Пока парень у окна увлечённо рассказывал тебе о всевозможных турнирах и конкурсах летнего фестиваля, ты сверлил взглядом переднее кресло. Тепиг на твоих коленях, казалось, ни слышал громкого гула, стоящего между рядами сидений, ни чувствовал ужасающую жару, заполнившую всё пространство. И ты, иногда отвлекаясь от своего «занятия» и поглядывая на покемона, почти завидовал ему. Почти – это ключевое слово. Весь нонсенс был в том, что, подобно жаре и шуму, с самого начала поездки тебя мучило дурное предчувствие. Твоё шестое чувство было категорически против и фестиваля, и автобуса, но ты, повинуясь гордости, абсолютно его не послушал. А сейчас мучился.
Был тот самый период времени, который ты называл «относительное утро». Это промежуток от 10 часов утра до полудня, когда особенно ленивые люди только просыпаются. И именно в это самое «относительно утро» и наступила самая страшная жара. Твой тепиг уже проснулся, а сейчас метался по твоим коленям, взывая к тебе с просьбой поиграть. Ты смотрел на покемона, как на последнее зло. Косясь на свинку нечитаемым взглядом, ты чуть вздрогнул, когда почувствовал на плече руку. Это вновь был твой сосед, уже достаточно измученный погодой, но всё ещё жизнерадостный. Он отвлёк тебя разговором, который, на этот раз, был очень кстати. Ты и думать забыл о тепиге, как, впрочем, и об остальном… И конечно же, пропустил самое главное…
Когда автобус съехал с дороги, ты не помнил. Не помнил, как он, едва лишь коснувшись обочины, резко развернулся. Ты едва воспроизводил в памяти скрежет от колёс тормозящих машин и вопль откуда-то сзади. Однако в голове, несмотря на всю внезапность момента, отчётливо всплывали грохот, спуск вниз и… темнота.
Руки едва заметно дрожали, когда пальцы безуспешно пытались ухватиться за перила соседнего кресла. Раздавшийся откуда-то снизу писк придавленного тепига, поначалу казался чем-то глубоководным, пока укус за ногу не привёл тебя в чувство. Попытавшись откатиться в сторону, ты ощутил, как что-то мокрое растекается под твоей шеей. Голова нещадно гудела, а тело отказывалось слушаться; так и не дождавшись помощи, тепиг выполз из-под твоего тела сам. Возмущённо кряхтя и фыркая, тепиг попытался сначала придти в себя, но внезапная мысль о твоём возможном самочувствии, подкинутая его разумом, заставила свинку вскочить с места. Каким-то боковым зрением ты видел, как стартовик, подбегая к тебе, резко тормозит и врезается рыльцем в ближайшее кресло. Затем разворачивается, и, увидев что-то, начинает пронзительно визжать. Громкий звук закладывает твои уши; словно находясь в другом измерении, ты чувствуешь далёкий топот ног спешащих на помощь людей. Твой разум вновь проваливается во тьму.
- Состояние стабильное… остановлено… очнулся, - раздаются чужие голоса откуда-то сверху. Ты приоткрываешь глаза и едва различаешь мутные силуэты врачей. За их спинами светятся зелёная трава и проезжающие мимо серые машины. Разум подкидывает мысль, что, возможно, скорая устроила полевой госпиталь прямо на месте аварии. А в том, что произошла именно авария, ты был уверен на все сто процентов. Сейчас, лёжа на чём-то мягком, ощущая кожей тёплый и колючий летний ветер, а также чувствуя под боком свернувшегося тепига, ты вовсе не чувствовал дискомфорта. Ранее раскалывавшаяся голова уже практически не болела, перевязанные бинтами ссадины и царапины не чесались: тело чувствовало себя так же, как и до аварии. Твою попытку подняться, врачи пресекают на корню, практически вжимая тебя в носилки. Они объясняют, что ты пострадал больше всех. Тепиг, лежащий рядом, почувствовав движение, мгновенно вскакивает, помогая докторам поудобнее уложить тебя. Сбивчивым, хриплым голосом ты просишь отложить госпитализацию, и люди в белых халатах, поколебавшись, соглашаются. Тебя всё-таки поднимают, а затем передают в руки знакомой автобусной проводницы, которая и доводит вас с тепигом до одного из новых фургонов. Уже сидя где-то в конце машины, через незакрытое окно ты слышишь уличные разговоры. Едва различимые слова заставляют тебя нахмуриться: доктора говорили о тебе. Рассказывая что-то про ссадины и возможность тяжёлых последствий, они одновременно с этим удивляются твоей везучести. Далее ты не слышишь, ибо твой фургончик, уже полностью заполненный, трогается с места.
***
Дневное тепло, накопленное плавящимся тёмно-серым асфальтом за день, начинало медленно испаряться. Оно исходило от дорожного покрытия плотными жидкими потоками, стремительно поднимающимися вверх. Пыль и духота, по-прежнему стоящие в воздухе, предвещали скорую грозу.
Ты сидел, буквально уткнувшись носом в стекло. За его мутной исцарапанной поверхностью мелькал чёрный асфальт, серое небо и необычайно яркая для вечерней пасмурной погоды ярко-изумрудная трава. Редко тебе приходилось замечать подобные «чудеса» природы. Не всегда отвлекаясь на перламутровые радуги и серебряные метели, ты удивительно точно подмечал редкие моменты «повседневного контраста», будь то алые маки, на фоне закрашенного синим туманом поля, или же малахитовые заросли среди серых потоков долгожданного ливня. Вот и сейчас твоя память, наблюдавшая за мелькающими пейзажами, подкидывала тебе мутные, но такие цветастые и родные воспоминания: пыльные дороги, поросшие по краям пушистыми кустами, как не странно, но напоминали родину.
Из раздумья тебя вывел громкий и бодрый голос водителя. Прослушав его не очень уместное замечание, ты с недоумением косился по сторонам: пассажиры, повскакивавшие со своих мест, увлечённо переговариваясь и заговорщицки пихаясь, липли к окнам. Проследив за их восторженными взглядами, ты наткнулся на жилые дома довольно крупного города, а также аккуратные розовые сады их окружающие. Вывод напрашивался сам собой. Это был Накрейн.
Через несколько минут фургон уже въезжал на парковку. Фестиваль, до ярмарочной площади которого было шагов десять, врывался в окна машины яркими и лёгкими огнями, которые, отталкиваясь от пластмассовой поверхности салона, создавали вокруг пассажиров радужную феерию. Наполняясь благодаря этому свету праздничным настроением, ребята буквально выпрыгивали из фургона, и ты был в их числе. Лишь приземлившись на уже остывший асфальт, ты почувствовал приветствие фестиваля. Он встречал вас светом, музыкой и звенящим шумом торжествующего народа. Тепиг на твоих руках радостно верещал; отражающиеся в его глазах праздничные огни почему-то наполняли тебя ещё большей радостью. Сейчас, смотря в его большие глаза, ты впервые, за долгое время путешествий, позволил себе отвлечься от этой вечной гонки за значки и ленты: ты наконец-то начинал чувствовать то, ради чего, собственно, и ушёл в странствия.
И вновь тебя выдернули из размышлений. Ваша бывшая автобусная проводница, к тому времени тоже вылезшая из фургона, скакала по всей парковке и созывала ребят. Всё подъезжали и подъезжали машины, из них всё вылезали и вылезали девчонки и мальчишки. Оповещая своим громогласным голосом о цели визита и культурной программе, Судзука-сан, то бишь ваша проводница, собирала перед собой довольно большую аудиторию. Нехотя отвлекаясь от разглядывания прилавков, ты также подошёл к ней. И лишь дождавшись, пока соберётся народ, а Судзука завершит экскурс в историю фестиваля, ты наконец-то двинулся вперёд, стараясь не затеряться в довольно приличной толпе.
Вы шли мимо всевозможных лавок, притащенных откуда-то издалека аттракционов и совсем недавно установленных арен. Откуда-то сбоку доносились дерзкие звуки боя покемонов; где-то сзади визжали от восторга девушки, встречая очередную прибывшую знаменитость. Над головой мерцали радужными огнями подвешенные гирлянды, а впереди сияла огромная пурпурная палатка – перевозной стадион. Там должно было состояться праздничное соревнование. И только ты подумал об этом, как, словно прочитав твои мысли, вперёд вырвалось минимум человек десять тренеров, прежде идущих рядом с тобой. Девчонки и мальчишки что-то восторженно кричали друг другу; на ходу вызывая своих покемонов, они мчались к главной фестивальной арене, подавая пример остальным прибывшим и увлекая их за собой. И может быть, один ты остался стоять на месте, пока Судзука рассказывала об очередной традиции. Заметив отсутствие группы, она, конечно же, кинулась их догонять, оставляя вас с тепигом одних. Ты хмурился, смотря вперёд и отмечая, как же быстро терялись в толпе твои товарищи по экскурсии. Решив не бежать за ними сломя голову, ты позволил себе осмотреться. Все разноцветные киоски и аттракционы казались тебе одной яркой светящейся кашей: ты смотрел сквозь всю эту мишуру, будто не замечая ни людей, ни покемонов. И тут ты наткнулся взглядом на него… Где-то впереди, между палаток, в тёмноте обделённой светом праздничных ламп, стоял молодой человек в плаще. Он стоял под деревом, облокотившись на него; светлые волосы средней длины тяжёлыми прядями свисали на лицо, полностью его закрывая. Но было ещё кое-что, заставившее тебя отметить этого человека. Его глаза. Ярко-жёлтые, светящиеся оранжевым светом, они прожигали белые пряди насквозь, впиваясь в тебя. Этот взгляд, наполненный скрытой яростью и вызовом, заставлял сознание холодеть. Тебя спас тепиг, вовремя уткнувшийся лбом тебе в грудь. Отвлёкшись на секунду от странного незнакомца, ты вопросительно поднял бровь, смотря на своего покемона. Тепиг хрюкнул и пробормотал что-то невнятное, чем окончательно привёл тебя в замешательство: хрюшка что-то чувствовал. Повинуясь возникшей в твоей голове странной, но внезапной мысли, ты вновь поднял взгляд на незнакомца… Но того уже и след простыл: тьма за палатками вновь стала необитаемой.
Спереди послышался голос Судзуки: кажется, она тебя потеряла. Не отворачиваясь от неожиданно опустевшего проёма между киосками, ты крикнул ей что-то нечленораздельное, а затем, простояв на месте ровно несколько секунд, бросился бежать в сторону проводницы. Пока ты мчался вперёд, петляя между людьми и покемонами, тебя всё больше охватывало такое знакомое плохое предчувствие. Однако, помня о горьком опыте сбывшегося предзнаменования, ты также начинал тонуть в панике. И лишь оказавшись в такой знакомой «родной» толпе, ты начал понемногу успокаиваться…
От разговора с наконец-то найденной Судзукой тебя отвлёк грохот. Едва различимое землетрясение в южной части площадки отразилось в твоей голове чёрным апокалипсисом. С трудом устояв на ногах, ты продолжал впиваться пальцами в собственную голову: такая была чудовищная боль. Возникающие в сознании призрачные, но от этого не менее тяжёлые образы звали тебя, призывали к действию. И лишь раздавшийся справа крик Судзуки наконец-то разбудил твоё сознание. Тепиг, случайно сброшенный тобой на землю, прыгал впереди, пытаясь отвести тебя в сторону. И только подняв голову, ты понял причину его беспокойства: в нескольких шагах от тебя, снося крыльями и массивным телом палатки, пронёсся Кюрем. Твой голос застревал в горле, теряя всякие попытки вырваться наружу: внезапно поднявшаяся легенда бросила на тебя пронзительный долгий взгляд, а затем, будто очнувшись, вновь кинулась вперёд. Ты не знал, кто напал на Кюрема, и что вообще он здесь делает. Те яркие жёлтые глаза отбили у тебя всякое желание бежать. Ты ощущал стремление легендарного покемона жить, ты чувствовал, что он пытался связаться с твоим сознанием. И лишь когда перед тобой, выныривая из тяжёлого пылевого облака от разрушенных зданий, появился бронированный грузовик, когда он направил на тебя свою пушку, ты наконец-то понял, что от тебя требуется. Поднимающийся от земли песок ясно говорил о твоём желании биться; песчаная стена дёрнулась, словно от удара, едва услышав «голос» нацелившего на тебя оружие броневика:
- Карта 044 Ландорус найдена.